Е.Морозов в своей статье «К вопросу о военной службе казачества» пишет следующее: «Казачество – уникальное явление в социальной мозаике планеты, осколок древнего комплекса военных мужских союзов, дошедший до наших дней вследствие особых условий развития и существования русского этноса. Специфика казачества настолько велика, что требует особого подхода в каждом аспекте его взаимоотношений с государством в целом и с государственными структурами в частности (в т.ч. и с Вооружёнными силами)».

    Однако, казачество – это не только воинские формирования, но и культура и традиции, в основе которых – неизменный в течение  веков  кодекс чести, а также быт и принципы хозяйствования. Казачество - прежде всего одна из общественно-государственных форм общежительства народа  величайшего в мире государства – России.

     Из статьи Председателя Терского Войскового Правительства Е.А. Букановского, изданной в Париже в 1932 году: «Исторические причины возникновения казачества на Дону, Тереке, Яике, Кубани и в других краях и идеи, которыми жило казачество, неоспоримо подчеркивают, что оно явилось самобытным продуктом русского народа и русской жизни. Оно служило живым олицетворением стихийного протеста населения против закрепощения личности и поэтому основными идеалами ставило стремление к справедливости, свободе, равенству и братству и, как следствие этого, к широкому народоправству.

     Казачество никогда не отделяло себя от русского народа и даже в эпоху вольной независимой жизни своей, за пределами Московского Царства, оно считало себя связанным с ним неразрывными узами. Казачьи степи породили оригинальнейший исторический парадокс: туда бежали люди от ненавистных крепостных порядков, но, уходя в казаки, они, как особенную ценность, хранили в душе своей идейную и почти романтическую преданность русскому делу, русскому народу, православной вере и даже русскому царю».

 Естественно, что история казачества является составной частью истории нашего государства. В свое время великий русский классик Лев Толстой определил такое явление, как казачество следующими словами: «Россия породила казачество. Казаки создали Россию». А другой великий русский классик Николай Гоголь указал на истоки этого явления (казачества): «Казачество – это искра, высеченная из груди русского народа ударами бед». 

     В словах классиков любой внимательный исследователь может увидеть роль казачества в государственном строительстве России.  Это выражено в традициях и преданной службе Отечеству. А также в самой воле казачества, освященной идеями православного христианства, но прежде всего в стремлении казачества утвердить справедливое устройство жизни для всех народов.

      «Казаки верно служили Отечеству сначала по договорам, затем – по присяге и, наконец, в составе вооруженных сил, как их неотъемлемая часть. Неизмерим вклад многих поколений этого военного сословия в защиту интересов Российского государства и общества. Именно казаки в числе первых осваивали новые земли, стояли прочным заслоном врагу на дальних окраинах и накопили огромный опыт в охране и защите государственной границы[20]».

  «Казачество веками стояло живою изгородью на рубежах Российского Государства. Непрерывным поступательным движением оно широко раздвигало его границы и, как игла тянет нить, влекло за собою длинные вереницы русского люда. В укладе жизни своей казачество восстановило исконные черты русского самоуправления: в виде Войскового Круга воскресло даже древнерусское вече»[21].

   Вот что писал в свое время А. Марков[22]: «Ни один народ не выделил из себя общин, подобных казачеству, ни в эпоху сложения своей государственности, ни в эпоху последующей жизни. Казачество – явление русской жизни и развитие казачьих Войск находилось в тесной связи с жизнью русского государства».

       Наш современник,  потомок курдского народа[23] Кавад Раш дал свое видение по отношению к казачеству и к его роли в обеспечение безопасности России: «Будущее Русского Юга без дееспособного и организованного казачества немыслимо не только на Кавказе, между Черным и Каспийским морем, но и от Каспия до Амура и Уссури. Без казачьих войск Русского Востока – без Уральского, Семиреченского, Оренбургского, Сибирского, Забайкальского, Амурского и Уссурийского войска – российские границы не выдержат напора мигрантов, наркобанд и террористов. Стало быть, судьба России, как и прежде, зависит от судьбы казачества. Вот почему политик любого уровня не должен находиться во власти, если он не понимает роли казачества в безопасности России».

       Многие историки, классики литературы и публицисты, как отечественные, так и зарубежные, при исследовании российской истории всегда выделяли и пытались дать определение феномену казачества. По мнению В.Б. Антоновича, «казаки есть ни что иное, как остатки сохранившихся древнеславянских общин, которые являются с характером воинственным, вызванным местными обстоятельствами, с новым именем, возникшим из той же военной обстановки».

     В.О. Ключевский называл казаков «историческим продуктом степи», людьми вольными, не признававшим никаких общественных связей вне своего «товарищества», историческим приемником древних богатырей, стоявших в степи на заставах богатырских».  

      Естественно, что в вопросах исследования казачества  существуют разные версии о его происхождении и  разное понимание участия казачества в государственном строительстве тех или иных народов. Особое и отчасти критическое отношение к данному вопросу лишний раз указывает на то, что такой социальный институт, как казачество, имеет к себе повышенный интерес. Это, прежде всего, видно в оценке или, наоборот, недооцененности роли казачества в мировой истории и его вклада в становление демократического управления и социального устройства в обществе. Здесь можно привести некоторые примеры из высказываний наших классиков-литераторов.

       Так, в примечаниях к первой главе «Истории Пугачева» Александр Сергеевич Пушкин затронул проблему происхождения казачества. Его возмущали заявления иностранных авторов о неславянском происхождении казаков. «То, что писали об них (казаках – автор) иностранцы,– заявлял Пушкин,– не может быть сюда причислено; ибо большая часть таковых сочинений основана на догадках, ничем не доказанных, часто противоречащих истине и нелепых. Так, например, сочинитель примечаний на родословную историю татар Абулгази Баядур -Хана утверждает, что казаки уральские произошли от древних кипчаков… Все сии нелепости, которые не заслуживают опровержения для русских, приняты однако ж в прочих частях Европы за справедливые». 

     Лев Толстой, служивший на Кавказе вместе с казаками, всегда в своих трудах воспевал казачество. Упоминая заслуги казаков в Отечественной войне 1812 года в своих трудах, он утверждал о том, что Европа считает российское население казаками, и что весь российский народ хочет быть казаками. Предпосылками для такого утверждения, Льву Толстому служило знание военного и социального устройства у казаков, в особенности наличия таких уникальных явлений для того времени как «военная демократия», «кош товарищества» (казна братства), «вдовья казна» - своеобразный казачий пенсионный фонд.

       Огромный вклад в развитие идеи казачества и оформление отношений общежительства сделан запорожскими казаками, а именно при устройстве Запорожской Сечи – военно-духовного братства казаков. Вот что по этому поводу писал в 1841 году А.Скальковский, член Одесского общества истории и древностей: "Запорожцы, т.е. славянские витязи, составляли род военного братства, учредившегося подобно римско-католическим монашеско-рыцарским орденам… В наше время многим, даже и сведущим, читателям покажется странно и непонятно, чтобы полуобразованные казачьи ватаги, почти безграмотные и к семье европейских народов не принадлежащие, явились на историческое поприще в виде рыцарского общества тогда, когда все другие Ордена уничтожились и остались только в грамотах, именах и гербах дворянства западного... 

        Мне кажется, что именно по причине падения рыцарских римско-католических Орденов, явились витязи православного исповедания. Подобно первым, они были связаны таинственными узами: братства, или товариства…; веры, ибо никто не мог быть сечевиком, если не был православным, так что пришельцы всех других религий принимались в общество не иначе, как после принятия ими обрядов восточной Церкви, т.е. православия.

    Они были обречены обету послушания, ибо не только вся община, но даже церковь запорожская, не завися ни от каких епархий, повиновалась только одному начальнику Ордена (магистру, grand-maitre), т.е. кошевому; обету безбрачия (castitatis), ибо, как всем известно, только неженатые участвовали в военных подвигах (постоянного - авт.) войска и составляли (вельможный - авт.) Кош. Наконец, та же цель, то же призвание: война с врагами христианства и зашита государств (западно-европейских или славянских, все равно), от наездов турецких и татарских, собирает равно и запорожцев под свои бунчуки и хоругви, а тевтонских рыцарей под сень знамён Богородицы Марии”.

     О подготовке кандидата для принятия в казаки француз Пьер Шевалье сообщал в 1663 г.: «Чтобы кандидату быть признану за истинного козака, должно было переплыть Днепровские пороги и следственно побывать на Черном море, подобно тому, как Мальтийские кавалеры для достижения высшего звания в своем Ордене обязаны участвовать в их «караванах», т.е. сражаться на их галерах против неверных».^[24]

      Запорожские казаки имели большие традиции по строительству боевого флота и участию в морских сражениях. Запорожцы неоднократно участвовали в боевых морских походах Мальтийского ордена. В составе объединённого отряда мальтийских рыцарей в битве против испанского флота при Дюнкерке в 1645 году была флотилия малых кораблей и лодок под командованием Богдана Хмельницкого[25]. В этой флотилии численностью 5000 человек были как казаки из Запорожской Сечи, так Слободской Украины, Дона, Терека, Волги и Урала (Яика). 

      Вольфганг Акунов в своей статье о военно-духовной организации казачества пишет следующее: «Западноевропейские рыцари, вступая в военно-монашеский Орден, принимали постриг, приносили обеты целомудрия, послушания и нестяжания, отказывались от своего имущества и родового герба и принимали монашеское имя, иными словами, «умирали для мира». Запорожские козаки, при вступлении в сечевое «товариство», также «умирали для мира»^[26], приобщались к рыцарскому братству, отказываясь от своего прежнего имени (принимая вместо него нарочито уничижительное прозвище – Бородавка, Вовк, Ворона, Гнида, обязывались, как и подобает монахам, не иметь никакого имущества, беспрекословно слушались своих «отаманов»^[27], которые избирались из членов братства, подобно тому, как избирались «магистры» – главы духовно-монашеских Орденов католического Запада».

   В устройстве управления Запорожской Сечи прослеживаются характерные для скифо-сарматов и казачества принципы «военной демократии», которые очень хорошо описывает тот же В. Акунов: «Выбор кошевого отамана определялся преимущественно его превосходством в воинских науках и авторитетом, но, однако,  не давал ему, как и Магистру военно-монашеского Ордена, права распоряжаться судьбой братства-войска единолично. Во всех важнейших вопросах отаман и подчиненные непосредственно ему высшие должностные лица (старшина)  обязаны были советоваться с «товариством»[28] (Войском). Решение принимало, прежде всего, Войско, и лишь затем – отаман и старшина, что явствует и из запорожских грамот».[29]