Статья, которую сегодня мы предлагаем Вашему вниманию, была опубликована в этническом казачьем журнале «Казарла».
Кем были войсковые казаки на начало XX века, мы уже рассматривали (автор имеет в виду ряд публикаций, вышедших ранее в журнале — ред.). Поэтому примем как аксиому, что казаки — этническая группа, обладающая особой культурой, передающейся из поколения в поколение, от родителей к детям, групповым менталитетом и самосознанием, определяющим принадлежность к казакам на основе преемства поколений и единой исторической судьбы.
Начало возрождения
В советское время казаков уничтожали именно исходя из принадлежности к казачьему роду. Нам неизвестны факты массового желания «вступать» в казаки у представителей других народов, например, в 1930-е годы. Зато по любому поводу или без повода органы НКВД массово убивали, ссылали, лишали прав именно тех, в чьих жилах текла казачья кровь. И когда власть большевиков окончательно прогнила, первые общества в станицах и землячества в городах по всему Союзу, где оказались рассеяны казаки, создавались именно потомками граждан казачьих станиц.
Что же произошло дальше? Почему нас сейчас в десятки раз меньше, чем было 20 лет назад? Где те люди, что многими тысячами собирались на Екатеринодарском ипподроме или заставляли замирать Новочеркасск? Неужели в большинстве погибли на полях Приднестровья, в горах Боснии и Осетии, Абхазии и Карабаха? Погибли, движимые зовом крови и великой идеи помощи тем, кто сражался за свободу? Но, в конечном счете, погибли за чужие интересы. Ведь такого же числа детей, идущих дорогой отцов, как-то не видно...
Когда в 1990 году в Москву съехались делегаты станичных обществ и городских землячеств для создания Союза Казаков, это были потомки казачьих родов, которых скрепляло чувство общей крови и общей трагедии своих предков. Их воспитывали деды казаки, многие из них родились и выросли на казачьей земле. И создавали они СК именно как национальную организацию вне политики. Казаков, стремящихся к национальному единству, было столь много, что СК в образовавшейся вскоре Российской Федерации стал крупнейшей неполитической общественной организацией.
Однако политика взяла свое. Наличие в руководстве СК большого числа бывших коммунистов, резкий крен в сторону внешних интересов России при игнорировании вопросов внутриказачьих, отсутствие механизмов контроля казаками своего центрального аппарата и, наконец, бурно расцветший бонапартизм огромного числа больших и мелких лидеров запустили механизм самоуничтожения общеказачьей идеи в России.
Как грибы после дождя стали возникать параллельные независимые структуры — от хуторских и станичных до претендовавших на общероссийскую и даже мировую роль. Так, уже в 1991 году возник Союз Казачьих Войск России (а затем и зарубежья), оседлавший антибольшевистского конька с некоторым креном в сторону казачьего национализма. На Кубани возникла вторая крупная структура — ККВ атамана Е. Ногая, а донцы в основной массе вообще проигнорировали Союз Казаков.
Их было еще очень много, больших и малых организаций, от «однодневок» до крупных и долгоиграющих проектов. Поток бюджетных средств, на которые в 1990-е не претендовал только ленивый, подстегнул процесс их создания. Когда казаков включили в текст Закона о реабилитации репрессированных народов, десятки, если не сотни продолжателей дела Остапа Бендера создавали бумажные организации, ехали в Москву и, потрясая стопками заполненных анкет, требовали выделения средств на тот или иной проект реабилитации казаков. О дальнейшей судьбе большинства таких «атаманов» вряд ли известно даже прокуратуре.
Массовый отток людей из СК, а потом и из параллельных структур, породил еще одну проблему, которая и завела казачье движение в современный тупик. Руководители казачьих организаций понимали, что их вес на политической арене определяется в первую очередь числом привлеченных людей. Ситуация усугубилась началом массового разочарования этнических казаков в каких-либо организациях вообще, нежеланием быть пешками в играх на обогащение новых «атаманов». Начался лавинообразный процесс выхода казаков из обществ, что совершенно не соответствовало нараставшим амбициям их руководства. Образовавшийся вакуум требовал заполнения, и оно быстро началось. За счет людей, не имевших к казакам ни малейшего отношения.
С течением лет поток желающих быть казаками ослаб, и в ход пошла реклама по всем законам маркетинга, но по советским шаблонам.
Почему казак, а не русский?
К этому времени стал проявляться феномен, имевший корни в истории России и СССР. Огромное число граждан не знали, да и не знают до настоящего времени свои семейные корни. Вместе с общеидеологическим штампом о том, что большинство восточных славян были крепостными, это породило проблему поиска себя, выбора себе как настоящего, так и прошлого, не имеющих отношения к реальности. Бывшие советские люди без корней стали подбирать себе более четкую самоидентификацию: идеологически-религиозную, социально-культурную, этническую. Быть просто русским стало не модно. Одни ударились в оккультизм, другие по паре книжек и фильмов стали создавать новое славянское язычество. Иные же, вспомнив о том, что прабабушка была из другого народа, гордо приписывали себе ее национальность.
Большой интерес вызывали казаки — как по сложившемуся стереотипу, так и в результате имиджа, заработанного массовым и бурным вхождением в
1990-е с локальными войнами и бандитскими разборками. Казаки воспринимались как сплоченная справедливая сила, обладавшая той самой толикой безбашенной свободы, которая вожделенно привлекала задавленный пониманием собственной ненужности и неважности люд. От казаков веяло самодостаточностью и всем тем, чего так не хватало постсоветскому человеку. Визуально дать понять окружающим, что ты теперь бесшабашный казак, было предельно просто: достаточно надеть казачью форму! Привлекала возможность ощутить себя мужчиной, носить вековой мужской символ — оружие, открытое ношение которого во всех обществах мира воспринималось как привилегия.
Этнические казаки, ни у кого не спрашивая и ни с кем не согласовывая, сразу же вернули сами себе право носить кинжал и шашку, даже нагайка повсеместно превратилась из небольшого инструмента управления конем в серьезный аргумент уличного боя… И тысячи людей, глядя на казаков, наивно полагали, что стоит им сменить облик, как тут же сменится и содержание. Что стоит им надеть лампасы, как они сразу станут сильными и смелыми. Мало кто всерьез задумывался, что этнические казаки изначально несли в себе тот заряд свободы и силы, который бросал их на поля Приднестровья и Боснии, а дедовский национальный костюм был лишь средством идентифицировать себе подобных. Играть в казака и быть казаком оказалось далеко не одним и тем же.
Верстаем всех без разбора
Однако понимание этого пришло позже. В те годы казачьи атаманы, стремительно терявшие казаков, поняли, что можно не тратить время и силы, возвращая этнических казаков, разочаровавшихся в них самих и декларируемых ими идеях. Быстрее и проще наклепать новых, для чего надо было лишь отворить двери всем желающим. А параллельно можно и заработать: на членских взносах, форме, даже на чинах и наградах. В торг пошло все. Можно было, ничего не производя, продавать себя, само имя своих предков. С течением лет поток желающих быть казаками ослаб, и в ход пошла реклама по всем законам маркетинга.
Мотивы руководства казачьих организаций, поставивших на поток прием в «казаки» всех подряд, понятен. В Союзе Казаков России была выработана целая концепция, которую подхватили и укрепили другие организации, обосновывающие не просто присутствие приблудных людей, но и передачу им самого имени казаков.
Но что двигало этим многотысячным потоком? Мотивация таких людей во многом различна. За последние полтора десятилетия наметился процесс большой маргинализации «приблудных казаков». Под казачий бренд не вставал только ленивый, от фашистов и националистов до язычников и недовольных всем и вся квасных патриотов. При этом все гордо ссылались на то, что казаком может быть любой человек по собственному желанию, причем и казаковать можно только тот период, пока он это желание испытывает.
Общую позицию Союза Казаков по этому поводу выразил его верховный атаман П. Ф. Задорожный в интервью от 16.12.2010 г. На вопрос корреспондента: «Могут ли вступить в вашу общину молодые люди без казачьих корней?» он коротко ответил: «Конечно». Помощник верховного атамана С. А. Чуприлип высказался еще проще: «Каждый русский человек — это потенциальный казак». Я более 10 лет знаю Павла Филипповича, с большим уважением отношусь к нему и к Сергею Александровичу, но согласиться с такой позицией не могу! Из уважения к истории своего рода и всех казаков, и к вящей славе русского народа. Пусть историей казаков занимаются казаки, а русские люди повернутся, наконец, к корням своих, невыдуманных родов. Из последних публикаций кажется, что сплошь одни только казаки воевали за Россию. А где же миллионы русских героев, стойко вынесших на своих плечах все без исключения войны? Они-то ни в коей мере не осознавали себя казаками. Почему современное поколение не хочет называть себя их потомками? Почему так мало людей идут в архивы узнавать историю своих родов? Те, кто знает несколько поколений своего рода, никогда не припишутся к чужой истории, не наденут костюмы чужих дедов!
Чего стоило быть казаком
Начиная анализировать, кого государство считает казаками, полезно обратиться к основополагающим документам, заложившим фундамент законодательного регулирования нашего вопроса в современной России. Закон о реабилитации репрессированных народов от 26.04.1991 включил казаков в их состав.
Статья 2. Репрессированными признаются народы (нации, народности или этнические группы и иныеисторически сложившиеся культурно-этнические общности людей, например, казачество), в отношении которых по признакам национальной или иной принадлежности проводилась на государственном уровне политика клеветы и геноцида, сопровождавшаяся их насильственным переселением, упразднением национально-государственных образований, перекраиванием национально-территориальных границ, установлением режима террора и насилия в местах спецпоселения (ведомости СНД и ВС РСФСР. 02.05.1991 г. № 18, стр. 572)
Наши войска (национально-государственные образования) были захвачены и уничтожены, затем были ликвидированы созданные в 1920-е годы национальные казачьи районы, террор и насилие преследовали казаков как на исторической родине, так и в местах ссылок. В одном только казачьем концлагере на Ставрополье в районе села Дивное в 1930-х погибли десятки тысяч казаков и казачек, от грудных детей до глубоких стариков. Политика кровавого геноцида преследовала наших предков почти два десятилетия: дольше, чем любого из репрессированных народов СССР.
И после 1936 года, когда колхозным казакам дали пару внешних послаблений, геноцид сменился планомерным этноцидом, направленным на полное уничтожение казачьей культуры, языка, национального самосознания и растворение казаков в homo soveticus, советской нации без корней, манкуртов («манкурт» — из романа Чингиза Айтматова «Буранный полустанок», «И дольше века длится день» — взятый в плен человек, превращенный в бездушного раба, полностью подчиненного хозяину и не помнящего ничего из предыдущей жизни), живущих полноценной социальной жизнью с обязательным трудоустройством, пенсионным и социальным обеспечением, но заплативших за это своей культурой и памятью предков. В итоге мизерный процент тех, кто с ностальгией вспоминает сейчас бедную, но сытую жизнь брежневских времен, знает, кем были их прадеды. Родовая память была выброшена в корзину истории как мусор, и многие даже не видят в ней смысла!
Политика клеветы с негативно-популистским отношением к казакам перекочевала и в наше время. Учебники истории, никем толком не переосмысленные за последние 20 лет, учат наших детей, что казаки — это беглый сброд, шайки бандитов и разбойников, реакционный барьер на пути прогресса и цивилизации.
Возникает вопрос: если казаки — это потомки тех, кто был репрессирован, то как быть с массой приблудного «казачества»? Их предки не подвергались гонениям, не ссылались из станиц, их не объявляли детьми врагов народа!
Без семей и рода
И старейшая общероссийская казачья организация Союз Казаков России, которой автор этих строк отдал несколько лет жизни еще в 1990-е, и сотни других реестровых и нереестровых уже более десятилетия пытаются поддержать свою численность за счет приблудной массы. Однако лица, не являющиеся казаками по крови, имеют совершенно другую мотивацию на вступление в казачье общество. Независимо от того, лежит ли в основе этого желания высокое стремление патриота послужить России, или стремление маргинала легализоваться под казачьим брендом — мотив данных лиц недолговечен, а их желание ограничено личным участием, не распространяясь на семьи.
Рост числа приблудных казаков взаимосвязан с откровенно политической риторикой большинства нереестровых организаций (притом, что официально это неполитические объединения). А ведь спасать Россию можно, не только пропихивая своих атаманов в теплые депутатские и иные кресла, маршируя с лозунгами по улицам неказачьих городов. Но объединяясь, чтобы помочь друг другу крепче встать на ноги, укрепить семьи, поддержать в стремлении нарожать побольше детей и воспитать их казаками!
В отличие от этнических казаков, приблудные не являются носителями казачьей культуры и не смогут передать ее своим детям. Кроме формы, чинов и нескольких шаблонных клише эти люди ничего не знают о казаках. Для большинства пребывание в рядах организации ограничивается непродолжительным периодом времени. Это выливается в крайне неприятный аспект нынешних казачьих объединений: огромную ротацию кадров. Основная оргработа лежит на небольшом костяке, состоящем в основном из этнических казаков, а приблудная масса сильно меняется. Описанная ситуация больше касается регионов нетрадиционного проживания казаков.
А ведь еще 9 октября 1995 г. на Кубани депутаты Законодательного собрания края, среди которых было и есть немало этнических казаков, помнящих свои рода, приняли Закон Краснодарского края № 15-КЗ «О реабилитации кубанского казачества». В ст. 4 прямо указано, что «кубанскими казаками признаются граждане Российской Федерации и других государств, относящие себя к прямым потомкам кубанских казаков».
Мы не утверждаем, что казаки — закрытая каста. Процессы ассимиляции едины для всех народов. При попадании в иную культурную среду нередки случаи срастания с ней. Так, люди, выросшие в станицах среди казаков, для которых родной является казачья культура, те, кто вступил в брак с казаками, родил и воспитывает детей-казаков, вполне безболезненно и органично становятся частью казачьего этноса.
Ассимиляция в этнографии — слияние представителей одной национальности с другой при утрате своего языка, культуры,других национальных особенностей и самосознания. Она происходит путем постепенного слияния представителей недоминирующих в конкретном месте этнических групп с той нацией, в среде которой они длительное время (в течение ряда поколений) проживали.
Ни о какой ассимиляции не может идти речь, если люди, воспитанные в иной среде, вдруг решают стать частью чуждой для себя культуры. Это больше похоже на блажь или игру для великовозрастных детей, не знающих или решивших забыть свои родовые корни. В наших станицах в течение нескольких поколений помнили, кто откуда пришел, промеж себя потешаясь над представителями более молодых родов. Кубанские законы и сейчас довольно жестко проводят грань между теми, кого знают в станицах, кто является казаком по крови или кто как минимум с рождения впитал в себя казачью культуру, и теми, кто недавно появился на Кубани, но уже готов влиться в ряды казаков. «Принадлежность к кубанскому казачеству для лиц, прибывающих на территорию Краснодарского края для проживания, подтверждается в судебном порядке» (статья 6 закона Краснодарского края № 15-КЗ «О реабилитации кубанского казачества). Насколько готовы современные атаманы претворять эту норму закона в жизнь — вопрос отдельный, он впрямую противоречит заинтересованности в росте численности существующих организаций.
Три месяца на ассимиляцию
Сильно разнится мнение казаков, живущих на своей земле и не особо спешащих раскрывать объятья для всех желающих, и правила, придуманные людьми, живущими вне своих станиц. В иных организациях принимают всех, кто заплатит вступительный взнос, берут и таджика, и русского. В других существует специальная процедура. Однако ничего кроме красивого формализма она в себе не несет. Например, в Союз Казаков России человека неказачьего происхождения принимают с испытательным сроком в три месяца.
За это время новоиспеченный приблудный казак должен успеть изучить «обычаи и традиции казачества; особенности культуры и быта казаков; основы православного вероисповедания; Кодекс чести казака; права и обязанности члена казачьей общины». Словно при прохождении курса молодого бойца, штудируя Устав строевой службы, человек должен успеть изучить и принять чуждую ему культуру, обычаи и веру! То, на что в естественных условиях не хватает иногда и жизни, сократили до 90 дней. И это время кандидат проводит не в казарме за книжками, а в обычной жизни, где он едва успевает купить или пошить форму, главный нынешний атрибут казакования, и хорошо, если досмотрит до конца две-три серии «Тихого Дона». И после это новоиспеченный «казак» «является казаком и обладает всеми правами и обязанностями казака, эти обязанности и права вместе с почетным и достойным званием казака передаются по наследству. «Поверстанному в казаки вручается грамота за подписью атамана...»
Особую сакральность мероприятию придает присяга, в которой «казаки» клянутся каждый своим богом. Например, буддисты призывают «на себя благословление Бурхана Яманъ-Даги» (см. текст Присяги казака буддистского вероисповедания на официальном сайте «Союза казаков»). И, независимо от вероисповедания, все произносят отречение от своего рода: «Обещаюсь быть честным, добросовестным, храбрым казаком и не нарушать своего обещания из-за корысти, родства, дружбы или вражды». Они не ведают, что творят? Или это закономерное продолжение большевистского отказа от корней, построение общества манкуртов в отдельно взятой организации?
Нас, этнических казаков, объединяет чувство нашего родства, единой крови, доставшейся нам в наследство от дедов. Именно это заставляет нас помнить свои традиции и культуру, бережно относиться к тем крупицам памяти, которую не смогли вытравить ни голодомор, ни унижения, ни депортации, ни расстрелы! Но как можно относиться к людям, которые вместо своей национальной одежды надевают чужую? Вместо того чтобы гордиться своими великими пращурами, представителями одной из ярчайших цивилизаций на Земле, беречь и изучать великую по содержанию и глубочайшую по духу русскую культуру, они начинают искать утешения в ношении лампас и папах. Но подобное отречение от корней свидетельствует только о духовной пустоте и неведении мечущихся в поисках уже не национальной идеи, а смысла собственной жизни людей. Как можно говорить о патриотизме (от раter — отец!) с теми, кто отрекается от родителей?
Казаки не ДОСААФ, не политическая партия, вступив в которую можно получить партбилет или грамоту... Что бы сказали на такие грамоты наши деды, потом и кровью отстаивавшие свое право быть гражданами казачьих станиц? Мы — народ, со своим языком и культурой, вековой историей и родовой памятью!
Р.S. Документы Cоюза Казаков приводятся исключительно как пример в силу своей общедоступности на официальном сайте и в силу того, что СК стал калькой для сотен других организаций. Членство в Союзе Казаков сохраняет огромное число уважаемых автором статьи людей. Данное размышление не несет в себе цели дискредитировать старейшую казачью организацию СНГ или в чем-то упрекнуть ее членов. Статья является призывом задуматься о том, что мы сами творим и куда это нас приведет (об этом в следующем номере).
Николай ЕРЕМИЧЕВ, кубанский казак ст. Пластуновской
