Путь к победе тернист и долог. Даже если война длилась всего 413 дней. Война меняет само ощущение времени. И порой мгновенье кажется вечностью, а месяцы пролетают, как один день.
Наверное, невозможно поднимать тост за Победу и при этом не вспомнить и о скромном труженике войны, о несомненном герое, уже ушедшем в историю санитарном поезде, который так выручал нашу армию на Гумистинском фронте. Спасибо всем, кто причастен к его созданию и спасению людей! Говорят, будто лучшие идеи приходят неожиданно. Врач Лев Николаевич Ачба, ветеран Отечественной войны народа Абхазии, кавалер ордена Леона с этим не в полной мере согласен.
– Поначалу идея организации санитарного поезда, – рассказывает он, – высказанная как-то в разговоре Анатолием Владимировичем Пилия (Анатолий Владимирович – военный врач с большим опытом), показалась мне утопической... А война между тем шла, санитарных машин не хватало, и по сложной эшерской дороге иной раз приходилось вывозить раненых на стареньких «Жигулях»... И чем глубже погружались мы в трясину войны, тем больше склонялся я к мысли, что прав был Анатолий Владимирович. И невольно уже обкатывал детали... И в конце концов, когда мы с начальником медицинской службы Гумистинского фронта Львом Заабетовичем Аргун прибыли в штаб с предложением и докладом, я уже точно и в подробностях представлял, как надо действовать.
Убедить командование в целесообразности эвакуации раненых по железной дороге оказалось куда проще, чем достучаться до тех, от кого зависело привести обычный товарняк в надлежащий для санитарного поезда вид, обеспечить его светом и теплом... Так что, вспоминает Лев Николаевич, приходилось и прикрикнуть иной раз, и трибуналом пригрозить.
Медсестры Асида и Жанна Квициния, Мадина Джения помнят, как Лев Николаевич пригласил их поговорить. Было это после 14 декабря – после того, как был сбит вертолет над Латой и, рассказывает Асида, настроение у всех было подавленное, лица сумрачные. Тем не менее Лев Николаевич был воодушевлен.
Направились к вокзалу. Когда подошли к вагонам, стоящим на запасном пути, вошли внутрь и увидели, какая колоссальная работа уже проделана, стало ясно: на Гумистинском фронте заработает настоящий санитарный поезд.
– Поезд был оборудован не на скорую руку, а серьезно, с хорошим знанием дела: на уровне столов в определенном порядке были закреплены носилки и над ними – штативы для растворов, – вспоминает Асида. – С самого начала, – рассказывает Л. Ачба, – надо было формировать два сменных состава. Руководство одним я взял на себя. Группу второго состава возглавлял молодой в то время гагрский хирург Тимур Капба. К сожалению, чуть более двух месяцев назад его не стало. Сердце не выдержало... С нами были врач Гунда Джения (она же Ляля), Марина Агрба, Света Гунба, Мадина Джения, Асида Квициния, Жанна Квициния, Фаина Матуа, Лариса Пилия, Карина Степанян, Лиана Шамба. Все эти девушки мечтали о передовой, почти у каждой были на фронте братья, друзья.
– Сестрам из санитарного поезда (это были в основном высокопрофессиональные медсестры, с опытом работы в операционной и реанимации) полагалось находиться на эвакопункте, выходить на поле боя было запрещено, – рассказывает Светлана Гунба. – Во время наступлений и врачи, и сестры по нескольку суток не выходили из операционных, не спали. Как-то я услышала, как отчитывают мою коллегу: «Ты не подчинилась приказу, полезла под снаряды, чтобы себе самой что-то доказать, а мы из-за твоего, так называемого, геройства людей будем терять. Не будет операционной медсестры – и что хочешь делай! У меня же не шесть рук!!!». – Только тогда я поняла: законы военного времени для каждой службы не просто так придуманы и их надо выполнять.
Безусловно, в том, что на эвакопункте все было организовано как надо и потери среди медиков были сведены к минимуму – огромная заслуга Вики Хашиг. Она была начальником штаба медико-санитарного батальона.
– Поскольку санитарные поезда – дело в мировой военной истории известное, мы не стали ничего изобретать особенного, а воспользовались уже имеющимися наработками, – продолжает говорить Л. Ачба. – По счастью, быстро удалось наладить контакты с людьми, у которых был опыт в организации передвижных госпиталей. Огромную помощь, подчеркивали все сотрудники санитарного поезда, оказал директор Зеленоградского реабилитационного центра врач Валерий Михайловский. Он приехал к нам в Гудауту, обучал нас работать в мобильных условиях.
Появление санитарного поезда было встречено с воодушевлением на фронте. В условиях Абхазии, с учетом местности и расположения железной дороги, – это было поистине гениальное решение. Спустя двадцать лет, когда по-другому оцениваешь происходящее, понимаешь, как важно было солдатам там, на позициях, знать – здесь, поблизости, в тоннеле, санитарный поезд с опытными врачами и медсестрами и тебя, что бы ни случилось, обязательно спасут...
– Среди бойцов было много неопытных, необстрелянных ребят, – говорит Лев Николаевич. – Начинался минометный обстрел, и они вместо того, чтобы бежать врассыпную и укрываться, почему-то вместе собирались, жались друг к другу... Враг в самую гущу и палил… Мы все это по характеру ранений видели…
Впрочем, и сам поезд мог быть вполне уязвим для вражеской артиллерии. После январского наступления грузины уже знали о нем и открыли настоящую охоту.
– Несколько раз нас серьезно прицельно бомбили, – вспоминает Асида Квициния. Тоннели спасали.
– Как-то раз – это уже летом было в Эшере, – вспоминает подробности Лев Ачба, – мы устали накануне и было, простите, лень встать на завтрак (поезд как раз находился в тоннеле), и в это время столовая была сметена с лица земли при попадании 500-килограммовой бомбы... Погибла повар. Нашего машиниста и еще несколько человек отбросило взрывной волной. Считай, счастливо отделались...
– Поезд подходил непосредственно к местам боев, – продолжает Асида, – путь наш пролегал между Нижнеэшерским эвакопунктом (он располагался в амбулатории) и Гудаутой. Пятнадцать метров, отделявшие эвакопункт от железной дороги, раненых несли на руках. В Новом Афоне оставляли самых тяжелых, с операциями которым тянуть было нельзя. Остальных везли к Лыхненскому повороту, где в ожидании поезда собирались люди. Отцы и матери вглядывались в фигуры на носилках, мужчины помогали...Теперь я сама мать и понимаю, что они чувствовали... Но что действительно меня поражало, так это деликатность наших людей: сотни голосов произносили «Моего не видели?» только после того, как спадало напряжение и самые тяжелые раненые уже были отправлены в госпиталь.
– Тимур Капба, – со вздохом вспоминает Лев Николаевич, – заносил дежурные записи в общий журнал. Со временем мы, безусловно, найдем и восстановим эти данные... Как-то Тимур сказал мне, что только один из наших поездов за всю военную кампанию перевез почти семьсот человек...
И все-таки – об этом говорили мне и Асида со Светой, и Лев Николаевич повторил их слова – несмотря на колоссальное напряжение, на нескончаемый поток раненых во время наступлений, некоторые эпизоды – и хотелось бы – да никак не изгладятся из памяти...
Лев Николаевич снова и снова вспоминает день, когда в почти переполненный и уже готовый к отправке вагон снаружи постучали – подошла еще подвода с людьми... А я как раз осматривал молодого парня с серьезным ранением в грудь, с внутренним кровотечением... Отверстие мне удалось закрыть, а дренажа, чтобы выпустить кровь, не было... Закрываем двери. Устраиваюсь, чтобы раненый парень в положении сидя оставался – это его единственный шанс, даю знак сестрам, чтобы раненых к носилкам привязали и кричу машинисту: «Дядя Ваня, гони как можешь!»...
– Я умру, доктор? – спрашивает он.
– Да что ты! Сейчас приедем, операцию тебе сделают... Ты только держись! – а он мне в ответ белеющими губами: – У меня дома ребенок родился. Я его не видел еще...
– Увидишь...
– Пятнадцать минут... Для этого моего парня это оказалось слишком долго... Он не дожил до спасительной операции, – говорит Лев Николаевич. – Он и сегодня у меня перед глазами. Двадцать лет прошло, а я все не прощу себе, что обещал ему и не смог спасти... Я даже имени его не запомнил... Был уверен, что выживет... Был он то ли из Гагры, то ли с Бзыби... Сколько людей, сколько страшных увечий прошло потом через мои руки. И среди них были и близкие люди. Помню день, когда – шло наступление на Сухум – наверху, на высотах, на нас просто сыпались раненые. Сначала одна машина – двадцать пять человек... Вслед за ней вторая – тридцать... Оказываем помощь, сортируем, «шьем», девочки вводят обезболивающие... И тут снова – привезли еще двадцать с лишним. И с ними мой друг Сашка Мамацев... Казалось бы, пора притупиться боли... А она не проходит...
К июльскому наступлению почти весь состав санитарного поезда обновился. А те девушки, что начинали работать в нем, да и сам Лев Николаевич Ачба отправились с наступающими подразделениями на самые горячие участки фронта. В июле это были высоты над Сухумом. В Каман отправился Гурам Шоуа – командир медико-санитарного батальона фронта. Асида Квициния, Мадина Джения и Тимур Капба поднялись на Двуречье на вертолете, заполненном медикаментами и перевязочными материалами в боксах для стерилизации.
– Перед июльским наступлением начальник медслужбы Гумистинского фронта Лев Заабетович Аргун лично отвез нас в Гудаутский госпиталь, и нам там выдали все, что нужно для устройства мобильного госпиталя.
– Нам всем потом удалось побывать в решающем сентябрьском наступлении и даже преследовать врага, – делится Светлана Гунба, и глаза ее блестят, как у задорной школьницы. – Конечно, мы еще не знали, какого именно числа начнется наступление, но понимали, что со дня на день. Мы, как ни страшно признаться – ведь шла война, были счастливы!!! Всеми овладело какое-то лихорадочное возбуждение.
* * *
Прошло двадцать лет... Многие так с войны и дружат. Живут неподалеку друг от друга в Сухуме, замужем, у каждой по двое детей. Дети тоже дружат.
Пока мы говорили, Льву Николаевичу позвонила внучка Лика, и лицо его расплылось в улыбке... Ей пять, а ее старшей сестре Кате – восемь. Жизнь продолжается...
А на рабочем столе у Льва Николаевича Ачба – написанный от руки список – оба состава санитарного поезда. Все поименно. Каждый из этого списка – с ним навсегда. Где бы кто из них ни находился.
